Лидер Публициста.ру Александр Росляков отвечает на 10 вопросов Публициста.ру
– В чем, на ваш взгляд, наше главное приобретение и главная потеря за послесоветское время?
– Самая большая потеря – безмятежного детского счастья. Я хорошо помню, как в моем советском детстве во дворе, на продленке в школе, в пионерском лагере дети даже из самых худых семей были безмятежно счастливы.
Дома мог быть ад, но на этом все не замыкалось. А сейчас в силу прогрессирующего индивидуализма происходит это замыкание. И в глазах детей порой сквозит такое горе, какого я в СССР не видел близко, даже в самом глухом селе – где однако были обязательно и клуб, и школа, и экскурсии в большой мир. «Широка страна моя родная» – вот главная потеря. Страна для многих стала маленькой и неродной.Приобретение – горчайший опыт. И то его можно будет назвать приобретением, если он послужит чему-то в будущем.
– Капиталистическая экономика явно у нас не тянет – хотя в иных странах показывает чудеса. Это органическая несовместимость России с капитализмом – или вредительство конкретных чиновников?
– Хороший капитализм, замешанный на индивидуализме, может быть лишь в странах с безусловным уважением к закону и с очень простой и общепонятной религией вроде протестантизма. Религия в России – это неясные образа, песнопения на непонятном языке, тьма толкований, позволяющих любому вору и негодяю окунаться в святость. А, скажем, в США храм – это некий контрольный орган, и кто туда не ходит регулярно – подозрителен. Там вера учит элементарному: не кради, плати налоги, выполняй условия страховки. У тебя украли из машины зонтик – идешь к страховщику, он просто выдает тебе по чеку стоимость вещи.
Но если ты хоть раз попался на вранье или утайке 10 долларов налога – выключаешься из общества. Поэтому основная масса людей там религиозно следует закону.Мы же страшно творческий, запутанный в самом себе народ, со всеми мировыми безднами, в которых ломали головы наши гении вроде Достоевского и Толстого, говорившие тут одно, а там – совсем другое. Я без ума от своего народа, от его уникального языка с уймой смыслов, пословиц и поговорок, озорно противоречащих друг другу – все это, на мой взгляд, высшее отображение загадки самой жизни. Но строить капитализм при этом нам противопоказано: он всегда будет у нас диким и воровским, в духе отношений Раскольникова со старухой-процентщицей. Не зря же самых великих успехов мы достигли в как-то удерживавших нашу прыть рамках социализма.
– Одобрили бы вы возврат смертной казни для высших лиц, нанесших исключительный вред стране?
– Смертная казнь – всего одна из составляющих правовой системы. Она эффективна, когда вся система настроена как часы. Мой друг, лучший следователь 90-х Дмитрий Лило, рекордсмен по раскрытию убийств, говорил: «Из долгого общения с убийцами я вынес одну истину, что кроме вышки они не боятся ничего. 15 лет – не страшно, купим адвокатов, суд, скостят до восьми по кассации, освободят за примерное поведение досрочно – через пять лет можно выйти. Мы же по нынешним порядкам и на зоне славно поживем. А против вышки – уже нет приема…» Но когда крива вся система правосудия, разрушенная у нас ради выгораживания криминальных бизнесменов – эффект от смертной казни будет нулевой, если не отрицательный.
Но вопрос поставлен правильно: для высших лиц. И для них я бы смело ввел эту плаху. С одной стороны, им доступна наилучшая защита, минимизирующая судебный произвол. С другой, взялся за гуж, дарующий сказочные блага – будь готов отвечать за измену головой.
– Народ России пал сегодня на колени перед олигархами, качающими его кровь в оффшоры. Как поднять его с этих колен?
– Вопрос тяжелый, уходящий глубоко в наше прошлое. Вот ситуация. Я сижу на собрании в одном совхозе в самом разгаре перестройки. Инструктор райкома, юный глист, распинает директора – который поднял надой до пяти с лишним тысяч литров, но этим подвел всю область, доящую всего две с половиной тысячи. Уже абсурд. Встает хромой старик-главбух, фронтовик, потерявший полноги в горевшем танке, с медалью «За отвагу» на груди – и хочет что-то возразить тому глисту. «Так, вы собрание срывать?» И герой войны, дрожа всем своим худым корпусом, опускается на свое место. Он фашистов, смерти не боялся – а убоялся мелкого уродца, не грозившего ему вообще ничем!
Таков наш парадоксально героический народ, невероятным образом попавший под пяту инструкторишек из КПСС и ЕР. Чтобы поднять его с колен, нужна какая-то великая, взахлеб, идея – которой сегодня нет. Отсюда и великая тоска по Сталину – как по генератору этой идеи, способной вырвать нас из насиженной униженной канавы.
– Почему, по-вашему, всенародный любимец Путин держит при себе всенародное посмешище Медведева?
– Красивые девушки часто стараются окружить себя некрасивыми подружками – для убийства конкуренции и подъема личного престижа. Путин – темный тип, по крайней мере для меня. Чего он хочет – звонкой славы, тайных сундуков Гобсека или Скупого Рыцаря, самозабвения во власти, спасения России – Бог весть. Но очевидно, что сдавать свой царский шесток он пока категорически не хочет.
В советских критических статьях был такой расхожий оборот: «Казалось бы, чего проще…» Казалось бы, чего проще для президента, который сам в экономике ни бум-бум, найти среди отечественных гениев премьера, который бы наладил нашу экономику? В России с ее сказочными недрами, народными умельцами и еще не сдохшими вконец советскими заделами – для этого есть более чем все! А потом повесить себе на грудь все ордена за сделанное дело! Что этому мешает – тайна за семью печатями. Но при нынешнем регрессе понятно, что красавец хочет при себе иметь только ненавистных народу чудовищ, оттеняющих всю его красу.
– Если не Путин, то кто? Можете назвать хоть одну фамилию?
– Не могу. Все наше политическое поле вытоптано дотла. Возможно, где-то во глубине сибирских руд и сидят какие-то спасители земли русской, но их свободный глас до наших столичных нор не доходит… Если не Путин – то народ. Но народ сегодня футбольствует и не хочет брать на себя никакой ответственности, делегируя все своему кумиру в духе старинной песенки Ножкина: «Нам нового начальника назначили – и сказали, что честнее не найти…»
– Сегодня каждый выживает или умирает в одиночку без надежды на советскую подушку безопасности – это жестокое спасение или погибель для России?
– Трудно сказать. Все дело в мере вещей. Не бить совсем ребенка – загубить его. Бить через край – то же самое. Только очень хороший, любящий отец умеет так нашлепать свое чадо, чтобы оно потом всю жизнь благодарило его за ценную науку. Как с нами обошлась сегодня история – как любящий отец или как злой каратель – это, как говорится, только вскрытие покажет.
– Свободные выборы у нас – раздолье черного нала и криминала. Региональные фильтры и т.п. – раздолье административного произвола. Могут ли в России быть честные выборы – и при каких условиях?
– Об этом можно очень долго говорить, вскрывая массу нарочитых пороков в нашем выборном законодательстве. Просто смеха ради один пример. Мою знакомую, враждебную местным властям, сняли с выборов по суду за обман избирателей: она написала в графе «место работы» «Одинцовский гуманитарный институт». А надо было «Гуманитарный институт Одинцово» – как значилось в уставных документах. Но напиши она и так, ее бы тоже сняли – ибо на вывеске, читаемой народом, было первое название.
Честный баланс – это когда число честных людей на выборных местах пропорционально числу честных людей в обществе. Обществу надо для этого сильно постараться. Но оно сегодня в этом плане не старается никак.
– Можете назвать двух-трех величайших деятелей за всю историю России, которых ваше сердце принимает безоговорочно?
– Пушкин, Баратынский – ни задоринки. Жили и писали в такт не только своему сердцу – но и главному делу их жизни: русскому языку. За всю жизнь – ни одного не только пошлого, но и пустого слова. Царский сановник Витте – он сделал умопомрачительное дело в его время, насыщенное жульем и циниками не хуже нашего: построил Транссиб, без чего сегодняшней огромной России просто не было б.
– Есть ли главный девиз-скрепа всей вашей жизни, который вы могли бы предложить подрастерявшимся сейчас согражданам?
– Когда-то меня потрясла короткая отчаянная запись, предпосланная Бетховеном его сонате, названной потом Роменом Роланом «Лунной»: «Я на краю пропасти. Кто мне поможет? Человек, помоги себе сам!»
Александр Росляков
Свежие комментарии